Парень и его пес [другой перевод] - Харлан Эллисон

— Ловишь чего-нибудь? — спросил я у Клыка.

— Да так. Самую малость, читаю одного козла. Хибара полыхает на славу.

— Скажешь, когда слиняют?

— Еще бы. Если слиняют.

Я устроился поудобнее. А Стеллу-Джейн всю трясло от переживаний.

— Не ссы, — ободрил я девчонку. — К утру вся хрень ляжет нам на уши. Урла обшарит пожарище и найдет кучу горелого мяса. Бабу, может, особо искать и не станут. Так что все будет путем. Если только не задохнемся.

Она изобразила слабую улыбку и попыталась напустить на себя храбрый вид. Потом закрыла глаза, устроилась поудобнее и решила поспать. Я тоже страшно вымотался. И тоже закрыл глаза.

— Сможешь тут управиться? — спросил я у Клыка.

— Наверно. Лучше спи.

Не открывая глаз, я кивнул, лег набок — и мигом вырубился.

А когда проснулся, оказалось, телка, Стелла-Джейн, прильнула ко мне, обняла и дрыхнет мертвецким сном. Я едва дышал. Как в печи. Да ведь и правда в печи! Я потянулся к стенке котла. Горяченная. Даже не дотронуться. Клык тоже пристроился на мате. Только благодаря мату мы до сих пор и не поджарились. Пес спал, положив башку на лапы. Телка тоже спала. Голая.

Я взял ее за сиську. Теплая. Девчонка зашевелилась и еще сильнее прижалась ко мне. Тут у меня встал.

С трудом удалось снять штаны и забраться на нее сверху. Только раздвинул ей ноги, сразу проснулась. Да уже поздно было.

— Не надо… перестань… что ты делаешь… не надо!

Но слабо так, сквозь сон. По-моему, особенно рыпаться и не хотела.

Когда порвал целку, вскрикнула, но потом все пошло ништяк. Кровищи по всему мату. А Клык, мудолиз, даже не проснулся.

Все вышло совсем по-другому. Обычно, когда я просил Клыка кого-нибудь мне вынюхать, я сразу хватал, трахал и старался как можно скорее слинять. Подальше от греха. Но когда эта Стелла-Джейн стала кончать, она аж приподнялась на мате, а сжала меня так — чуть ребра не затрещали. Потом стала медленно, страшно медленно оседать назад — вроде как я, когда в своем самодельном гимнастическом зале отжимаюсь. И глаз не открывала, и вся-вся расслабилась. А вид у нее был просто счастливый. Зуб даю.

Потом мы еще разок перепихнулись. А потом она уже сама предложила. Я возражать не стал. Наконец мы легли бок-о-бок и стали болтать.

Она спросила меня про историю с Клыком, и я рассказал, как боевые псы сделались телепатами, как потеряли способность сами добывать себе пропитание, так что об этом пришлось заботиться шарагам и волкоходам, и как ловко псы вроде Клыка могли отыскивать телок парням вроде меня. На это она ничего не сказала.

Тогда я спросил ее, как вообще в низухе, как там жизнь.

— Там чудно. Но только немного скучно. Все так друг с другом вежливы. Городок совсем небольшой.

— А как называется?

— Топека. Это совсем рядом.

— Знаю. Вход в спускач всего в полумиле отсюда. Я раз туда ходил — так, просто посмотреть.

— А в низухе ты когда-нибудь бывал?

— Не-а. И что-то не очень хочется.

— Почему? Там чудно. Тебе понравится.

— Херня.

— Как грубо!

— Ага. Грубо. Я грубиян.

— Ну, не всегда.

Все это дело вдруг начало меня бесить.

— Слушай, ты, жопа, что с тобой такое? Я же тебя подстерег и скрутил! Засадил раз шесть! Чего это тебе вдруг так радостно? А? В чем дело? Ты даже не врубаешься, что тебя…

Она улыбалась.

— Ну и что? А мне нравится. Хочешь еще?

Я чуть не ошизел. Отодвинулся в сторону.

— Нет, у тебя точно не все в порядке. Не знаешь, как тут парни таких телок калечат? Тебя папа с мамой не предупреждали? “Не ходи туда, доченька, там тебе так вдуют! Там эти грязные, мохнатые, обосранные гопники!” В первый раз слышишь?

А Стелла-Джейн положила мне руку на ляжку и повела вверх — пальцы еле-еле касались кожи. У меня опять встал.

— Родители мне никогда такого не говорили, — сказала она. А потом потянула меня к себе, поцеловала… Что мне было делать? Снова ей вструмил.

Блин, и так час за часом. В конце концов Клык перевернулся на другой бок и проворчал;

— Мне надоело прикидываться, что я сплю. Я ранен. И хочу жрать.

Я сбросил с себя девчонку — в этот раз она сидела на мне верхом — и осмотрел пса. Доберманша чуть не отгрызла ему правое ухо. Под самой мордой — тоже рана.

И бок в крови. Вдобавок он насрал.

— Блин, Клык! — возмутился я. — Ты же насрал!

— Еб твою мать, Альберт! — рявкнул он. — Ты тоже не розовая клумба! — Я убрал руку.

— Можем мы выбраться? — спросил я у него.

Клык было навострился, но тут же покачал головой.

— Ни хрена не просечь. Видно, сверху здорово завалило. Надо выйти и разведать.

Немного побазарив, мы решили, что если здание сошло на говно и успело малость остыть, то урла уже навернйка там копается. Раз в бойлерную они не совались, значит, нас и впрямь хорошо засыпало. А может, здание еще не догорело. Тогда шарага по-прежнему дожидается, чтобы осмотреть пожарище.

— Думаешь, справишься? Тебе круто досталось.

— А что мне еще остается? Может, скажешь? — Клык что-то совсем посуровел. — Конечно, куда там! Все мозги себе протрахал! Поискать выход их уже не осталось. Что, не так?

Но я рассек, в чем тут дело. Просто Клык Стеллу-Джейн невзлюбил. Обойдя его, я отпер дверцу бойлерной. Открыться она не захотела. Тогда я уперся хребтом, поднатужился и стал давить.

То, что навалилось снаружи, сопротивлялось добрую минуту — а потом подалось и наконец с треском отломилось. Я распахнул дверцу и выглянул. Верхние этажи рухнули на подвал, но к тому времени от них уже оставалась зола да всякая мелочь. Все зверски дымилось. Я с трудом понял, что уже день.

Обжигая руки о кромку, я вылез наружу. Клык последовал за мной. И сразу попробовал сунуться в завалы. Бойлерную почти сплошь залило каким-то липким говном, которое накапало сверху. Было очень похоже на то, что урла быстренько тут все оглядела, решила, что мы поджарились, и свалила. Но я все равно хотел, чтобы Клык прочухал. Он и пошел было, только я решил сперва потолковать. Позвал его назад.

— Ну, чего еще?

Я пристально на него посмотрел.

— А вот чего. Хули ты говнишься?

— В смысле?

— Слушай, пес, ну чего ты жопу задираешь?

— Ясно чего. А ты чего с этой гнидой валандаешься?

— Подумаешь! Большое дело! Телки у меня и раньше бывали.

— Те так на шею не вешались. Смотри, Альберт, хлебнешь-ты с этой тварью соплей.

— Не долби мозги!

Клык ничего не ответил. Только зло на меня глянул и поплелся прочухивать. Я залез обратно и запер дверцу. А телка опять хотела. Но я сказал, что не тянет. Да, испортил мне Клык настроение. Совсем я растерялся. Никак не мог решить, кого из них послать на хрен.

Блин, она была такая хорошенькая!

Тут Стелла-Джейн вроде как надулась. Села, обхватив руками колени.

— Расскажи еще про низухи, — попросил я.

Поначалу она все дулась и много не болтала, но потом отошла и разговорилась. Я до хрена всякого узнал. Подумал, может, когда и пригодится.

На месте прежних Соединенных Штатов и Канады теперь всего лишь пара сотен низух. Отрыли их там, где были шахты, колодцы — короче, всякие дыры поглубже. Некоторые, особенно на западе, разместились в подземных пещерах. В глубину обычно от двух до пяти миль. Вообще низуха — она вроде большой системы шлюзов, которую поставили на попа. А народ тамошний — отборные козлы. Южные баптисты, фундаменталисты всякие. Сволочь буржуйская, у которой на уме только закон и порядок, а воли им бы век не видать. Вот они и вернулись к той жизни, что уже полтора века как накрылась. Взяли к себе разных ученых, какие еще оставались, заказали им сделать всю работу, все, что надо, изобресть — а потом выгнали нахрен. Не требовалось им никакого прогресса, никакого инакомыслия — и никого, кто мутит воду. Нахлебались они уже этой воды. И прикинули, что самое лучшее время было до Первой Мировой. Прикинули, что если смогут это время вернуть, то проживут себе тихо, мирно и счастливо. Вот, блин, козлы! Я бы в любой низухе мигом свихнулся!

Стелла-Джейн улыбнулась, прильнула ко мне — и на этот раз я не стал ее отталкивать. Она снова стала водить рукой, везде трогать, а потом спросила:

— Вик?

— Чего?

— А ты бывал влюблен?

— Чего-чего?

— Ну, влюблен. Любил ты когда-нибудь девушку?

— Ха! Зуб даю, нет!

— А ты вообще-то знаешь, что такое любовь?

— Ясное дело. Еще бы не знать.

— Но если ты никогда не любил?..

— Не надо песен. Пуля мне в череп тоже никогда не залетала. Но я наверняка знаю, что мне это не понравится.

— Нет, ты точно не знаешь, что такое любовь.

— Ну, если это значит жить в низухе, то не очень-то и знать хотелось.

Дальше мы шибко долго разговаривали. Она снова потянула меня к себе, и мы еще разок перепихнулись. Когда кончили, я услышал, как Клык скребется в дверцу. Пришлось встать и открыть.